Разные коварные создания — ведьмы, принцессы, сфинксы — загадывали свои хитроумные загадки героям сказаний, мифов и эпосов. Вот взять, например, принцессу Турандот с ее тремя загадками. Почему именно ее?

Во-первых, она самая известная — фигурировала и в персидских сказках «Тысяча и один день», и в азербайджанских сказаниях Низами, из которых она перекочевала в сценические сказки Карло Гоцци, и, наконец, в опере Джакомо Пуччини «Турандот». Во-вторых, в Одесском национальном академическом театре оперы и балета разразился скандал, связанный  как раз именно с премьерой оперы Пуччини «Турандот», которая могла и не состоятся. 
Как всем уже известно, премьера оперы все же состоялась. Спектакль заслуженно имел большой успех — о нем следует рассказывать отдельно. Но ситуация такова, что огонь скандала только лишь загнали обратно в печь, а вырваться из нее он может в любую минуту. Чему одесситы уже были свидетелями не раз. И возникает извечный вопрос: что делать?

Напомню, принцу Калафу, чтобы уберечь голову и завоевать прекрасную принцессу, необходимо было разгадать три загадки. Возможно, и на упомянутый вопрос: «Что делать?» — следует ответить: «Разгадывать загадки»…
Я имею в виду загадки, которые нам подбрасывает Одесский оперный театр. К сожалению, их намного больше трех. Но самая трудная, как и в случае с принцессой Турандот, носит личностный характер. И звучит она так: в чем тайна непотопляемости заместителя директора театра по основным видам деятельности Светланы Ивановны Холденко?

Позволю себе небольшое отступление, поскольку увидела загадку в загадке. Что за должность такая — замдиректора по основным видам деятельности? Я понимаю, когда предприятие выпускает некую основную продукцию, из отходов которой делает ширпотреб. Может быть, основная продукция театра — это спектакли, а ширпотреб — всякие выездные концерты и прочее, и прочее? Но насколько мне известно, ни один (ни правый, ни левый) концерт, независимо от его качества, не может состояться без ведома и благословения Светланы Ивановны. Есть у меня и еще одна версия. Мой покойный муж работал на ВПК в одном оч-ч-чень засекреченном институте. Вот у него в трудовой книжке и стояла запись: «Начальник отдела основного проектирования». Это чтобы ни один шпион, в руки которого попадет трудовая книжка мужа, не смог бы догадаться, что он проектировал, чем занимался. Ассоциации напрашиваются невольно.

Вообще-то я просчиталась. Загадок в этой загадочной должности две, а не одна. Первая: что имелось в виду под «основными видами деятельности»?

Вторая: каким образом недоучившийся инженер-сантехник может занимать руководящую должность в академическом театре?

21 мая на пресс-конференции режиссера-постановщика спектакля «Турандот» в Одесском оперном театре Кристиана фон Гётца и заслуженного артиста Украины Алексея Ботвинова, продюсера этой постановки, был обнародован некий документ. Это оказалась справка-выписка от 4.10.2005 года (№24-994) из архивного личного дела Светланы Ивановны Холденко, где значится, что ее дважды отчисляли из Одесского инженерно-строительного института (сантехнический факультет) и окончательно отчислили с третьего курса вечернего отделения за неуспеваемость по приказу №202 от 30.08.1972 года. Грешным делом оглашение этой справки у меня мгновенно вызвало в памяти один из номеров «Необыкновенного концерта» Образцова, а именно: «Соло на водобачковом инструменте».

Но шутки шутками, а если говорить серьезно, то еще в 2005 году тогдашний начальник управления культуры и туризма облгосадминистрации Юрий Кузнецов обращал внимание тогдашнего же директора Одесской оперы Владимира Палиенко на то, что по утвержденному Министерством труда положению «должность заместителя директора может занимать лишь лицо, имеющее высшее образование и владеющее соответствующими специальными знаниями». Но что мог сделать Владимир Палиенко, брошенный на амбразуру ремонта театра, с всесильным «теневым» директором, как называют Холденко? И вообще, если вспомнить, что, по утверждению другого Владимира, страной может управлять кухарка, то почему не может управлять театром недоучившийся инженер-сантехник? Особенно, если правление опирается на террор.
Но насчет террора мы еще поговорим. А сейчас следует вернуться к тому скандалу, который чуть было не сорвал премьеру оперы «Турандот» и вообще чуть не лишил одесситов этого прекрасного, современного спектакля.

Напоминаю, что весь сыр-бор начался с того, что фон Гётцу за два дня до премьеры в ультимативном порядке сообщили, что на премьере петь партию Турандот будет не та исполнительница, которую он готовил к премьерному спектаклю. Режиссер, работая четыре недели, как проклятый, по рекомендации главного дирижера театра Александра Самоилэ готовил к премьере восходящую звезду Ольгу Сподареву. В первую очередь костюм шился ей. И ее лицо должно было проецироваться крупным планом на плоскости раздвижных декораций, выражая эмоции, соответствующие моменту. На эти съемки было потрачено много сил и времени. После премьеры такие же видеоинсталляции должны были быть подготовлены и с другими исполнительницами партии Турандот — Татьяной Анисимовой и Татьяной Захарчук. Решение о том, чтобы на премьере пела народная артистка Украины Татьяна Анисимова, показалось режиссеру неприемлемым и непрофессиональным, причем не только из-за недоделки костюма и нонсенса с видеоинсталляцией, но в первую очередь потому, что Анисимова успела с ним прорепетировать лишь три часа.

Режиссер потребовал в таком случае отложить премьеру. А затем вообще решил, воспользовавшись своим авторским правом, закрыть, снять спектакль, тем более что постановка подвергалась несанкционированным режиссером изменениям. К счастью, Алексею Ботвинову удалось его отговорить. Фон Гётц согласился, и утром 21 мая, накануне премьеры, он, балетмейстер и художник-постановщик пришли в театр, чтобы провести последнюю перед прогоном важнейшую репетицию. Однако в театр всю группу немецких постановщиков из-за запрета Светланы Ивановны Холденко просто не пустили. Такой же запрет переступать порог театра последовал и в отношении продюсера спектакля и.о. художественного руководителя театра Алексея Ботвинова. Но  думаю, пора дать слово фон Гётцу и Ботвинову (пресс-конференция 21 мая).

Алексей Ботвинов:

— Премьера «Турандот» находится под угрозой. Вся работа над «Турандот» шла под каким-то саботажем. Но 20 мая произошел бунт против директора театра Анатолия Ивановича Дуды, против меня как художественного руководителя театра и против режиссера-постановщика Кристиана фон Гётца. Группа товарищей во главе с замдиректора Светланой Холденко и главным дирижером Самоилэ вошли в кабинет  Анатолия Ивановича  с заявлением, что, мол, они не довольны его руководством, что отныне они в лице главного дирижера Самоилэ будут решать художественные вопросы в театре, что мнение директора не является главным, что на премьере должен петь другой состав. В «группу товарищей», в которой было человек двенадцать, не пригласили никого ни из балета, ни из постановочной части, ни режиссера-постановщика фон Гётца, ни меня. На Анатолия Ивановича стали оказывать давление. Это продолжалось два часа. Анатолий Иванович был на стороне Гётца. В спорных ситуациях он всегда поддерживал наших гостей. Но после вчерашнего двухчасового разговора Анатолий Иванович попал в больницу. Сегодня Холденко окончательно взяла бразды правления в свои руки. Она издала приказ не пускать больше в театр не только меня, но и всю немецкую группу постановщиков. В результате была сорвана важная репетиция, на которой окончательно расписывалась световая партитура (очень важная часть режиссерского решения, тем более в постановке, использующей современные спецэффекты. — Е.К.). Это может привести к потере пятидесяти процентов задуманных эффектов.

Кристиан фон Гётц:
— В Одессе хорошая труппа и оркестр, но то, что происходит на сцене в спектаклях... Похоже на то, что этим спектаклям уже сто лет. Очень важно для развития Оперного театра ставить современные постановки. Опера — развивающаяся форма искусства. Здесь же развитие остановилось сто лет назад. Последние четыре недели мы много работали и получили хорошие результаты. Оркестр, солисты и хор работали с отдачей. Отдача была больше, чем в других театрах Европы. Но каждый раз во время репетиций возникали неприятные ситуации, непонятные нам. Солисты не знали, выйдут ли они на репетицию, или придут другие, которых я не приглашал в этот день. Это очень меня напугало. Мы сейчас находимся в конечной стадии постановки оперы. Но двадцатого было большое собрание, на котором решался вопрос о составе премьеры. А затем за моей спиной мое решение было отменено, что для меня непривычно, непонятно. Это очень меня рассердило, и я предъявил свои права на постановку. В любом театре Европы это нормальная реакция. Алексей Ботвинов уговорил меня, чтобы я вернул театру право на премьеру. Потому что театр нуждается в переменах, и постановка — шаг к этому. Отмена премьеры — это шаг назад.

Поэтому я решил продолжить репетиции, и сегодня утром должна была состояться очень важная для меня репетиция. Но когда мы утром пришли на нее, нас не пустили. Охрана сказала, что это приказ Светланы Ивановны Холденко. Это знак того, что она намерена воспрепятствовать премьере. Я этого не понимаю и считаю такие действия враждебными искусству. Искусство стало жертвой политики. Запрет на вхождение в театр нетипичен для театров Европы. Это самое худшее, что могло произойти в театре. Я не припомню подобной ситуации в каком-либо международном театре — в Париже, Милане, Барселоне… Чтобы накануне премьеры режиссеру не разрешили войти в театр! Это самое ужасное, что могло произойти.

— Мы обратились в немецкое консульство, и его сотрудники связались со Светланой Ивановной. Но она сказала, что боится, чтобы я не повредил декорации. Это абсурд, потому что я много  работал над тем, чтобы в Одессе была качественная продукция. Почему же я должен их ломать?! Я должен сказать, что все сотрудники, все люди, с которыми я работал и встречался в Одессе, все были симпатичными и дружелюбными. Ни в каком другом городе я не чувствовал себя так спокойно и вольготно, как в Одессе. И поэтому очень странно, что такое произо-шло… Я очень хочу, чтобы эта постановка состоялась, но необходимо прислушиваться к мнению режиссера, а не запрещать ему входить в театр. Осталось ждать, что произойдет завтра. Я в любом случае приду, у меня есть билет.

Алексей Ботвинов:
— Произошла еще одна вещь. Кристиан с женой жили в квартире, которую снял для них театр. Вчера, по распоряжению Светланы Ивановны, к ним пришли и сказали, что они должны выехать из квартиры в течение трех часов. Им пришлось собрать манатки и перебраться в «Лондонскую».

Кристиан фон Гётц:
— Кто будет петь на премьере — Ольга Сподарева или Татьяна Анисимова, — это трудное решение. Татьяна Анисимова — большой художник, но проблема в том, что не было возможности с ней много репетировать. Нужны ведь не только музыкальные репетиции, но и сценические. С Ольгой я репетировал ежедневно четыре недели. С Татьяной только один день — три часа. Речь идет не о том, кто звезда, а о том, кто больше репетировал. Кроме того, Ольга
23 мая улетает во Францию… 

Что касается юридической стороны, то по международному авторскому праву все права принадлежат пока мне. Так как я получил только малую часть денег за спектакль, то театр пока авторского права не приобрел. Я могу запретить этот спектакль. Это международная практика, но я не знаю, действует ли она здесь. Алексей Ботвинов уговорил меня этого не делать. И я понял, что он прав. Мы не можем репетировать, так как нам закрыт вход в театр. Но нужно, чтобы премьера состоялась. Общественность должна увидеть, что Одесский оперный может иметь успех. Мою постановку стремятся переделать, но постановка в измененном варианте — это меньшее зло, чем запрет на спектакль. Пусть люди хоть что-то увидят.

Меня обвинили в том, что я порвал договор, но это абсурд, хотя бы потому, что я не получил ни одного экземпляра договора!

Алексей Ботвинов:
— Если будут ущемлены авторские права фон Гётса, он, конечно, обратится в суд. Но это будет плохо для театра. Эта постановка самая дорогая в Одесской опере. Более миллиона гривень.

Кристиан фон Гётц:
— Все зависит от того, как будет развиваться ситуация. Я бы очень хотел в будущем году поставить в Одесском оперном театре «Валькирию». Но те изменения, которым они подвергают нынешний спектакль, сводят на нет мою работу, на которую затрачено много сил.
Алексей Ботвинов:

— Это классическое противостояние консерваторов и новаторов. Но в основном это борьба за власть, которая уже много лет принадлежит Холденко. Она теневой директор, который решает все вопросы. И любой директор должен принимать ее решения. Самоилэ — это инструмент в ее руках для сохранения власти. Вот и все!

Кроме Светланы Ивановны и Самоилэ, в вышеупомянутой группе товарищей были также Людмила Ширина, еще два дирижера Лынив и  Чернецкий, был инспектор оркестра Буйницкий и валторнист Пастухов. (Это та же «компания», что травила Проскурню. — Е.К.). Общее собрание в театре не проводилось, это решение их, а не всего коллектива, точнее, воля Холденко. Я знаю, что если бы сейчас проходило собрание с тайным голосованием, то большая часть коллектива выступила бы против Холденко. Но ее боятся — в театре настоящий террор, созданный ею.

Группа эта очень активно действует. Когда я назначил пресс-конференцию, мне Буйницкий позвонил и сказал: «Если ты назовешь еще хоть одну фамилию, тебе придется плохо». Это прямая угроза физической расправы. (Угрозы Ботвинову продолжаются, но более расплывчатые и через анонимов. — Е.К.).

Кристиан фон Гётц:
— Немногие люди в театре хотят, чтобы все оставалось, как было раньше. Вопрос в политике и власти. Но театр должен быть, он жаждет перемен. Я думаю, что они предполагали: я приеду и через десять дней уеду обратно. Они не рассчитывали, что все будут в таком восторге. Проблема в том, что все находят постановку хорошей. Противостояние из-за перемен в театре. Они надеялись, что я приеду, увижу, насколько плохое состояние, и уеду. Но так не должно быть — искусство имеет очень большое значение для общества. Эти люди боятся, что у них все уплывет из рук. В современном театре режиссер и дирижер — партнеры. Они вместе разрабатывают произведение и, соответственно, постановку. Я с большим удовольствием работал с этим дирижером, я уважаю его достижения. Но тем не менее продолжаю отстаивать свое мнение, что окончательное решение должен был принять директор театра. Анатолий Иванович принял решение, но противоположная сторона проигнорировала это решение, за его спиной они договорились поменять состав. А это непрофессионально в творчестве.

Алексей Ботвинов:
— Если режиссер в театре не значит ничего, то ни один нормальный режиссер в Украине и в Европе не согласится к нам приехать после такого скандала. Если все вопросы будет единолично решать дирижер, то мне в театре нечего делать. Хотя практически все решает Холденко. Я считаю, что при таком руководстве наступит стагнация и смерть Одесского оперного театра.
Мне жаль Ольгу Сподареву, которая должна была после премьеры стать международной звездой. Это еще одна потеря.

Кристиан фон Гётц:
— Вы спрашиваете, как я решился пойти на сотрудничество с театром, где год назад так поступили с режиссером Бертом Биненом, уничтожив, сняв с репертуара его молодежную постановку «Кармен»? Но когда я принимаю заказ на новую постановку в каком-то театре, я не интересуюсь, что было до меня. Я принял решение после разговора с Алексеем Ботвиновым, который видел мою международную постановку в Эдинбурге. Я не встретил противостояния  хора и артистов, и в результате получился хороший спектакль. Если бы то, что я сделал, увидел любой театр мира, они бы локти себе кусали от зависти. Но того, что случилось, я не ожидал. Конечно, я разочарован и расстроен.

Алексей Ботвинов:
— Я из театра ушел, но судьба театра мне не безразлична. Сейчас мог бы быть прорыв. Конечно, правильно было бы довести до сведения министра культуры, что происходит в Национальном театре оперы. Если будет приказ министра провести общее собрание с тайным голосованием, то все станет на свои места. А так люди в театре запуганы Светланой Ивановной, вы даже не представляете,  до какой степени.

Уже в конце пресс-конференции Алексею Ботвинову позвонил Анатолий Дуда и сказал, что Холденко отдала приказ немецких постановщиков и Ботвинова на премьеру не пускать даже по билетам. Действительно, кино, простите, опера и немцы!

Известно, что история повторяется дважды: один раз как трагедия, второй — как фарс. В прошлом году почти в аналогичной ситуации был незаконно смещен с должности директора Оперного театра Сергей Проскурня, успевший за восемьдесят дней своего правления (в должности утвержденного директора он пробыл едва пять дней) провести в театре немало интересных дел и разработавший еще больше интересных, современных, прогрессивных планов. Это была трагедия для Оперного театра, большая часть коллектива это понимала, но лишь немногие осмеливались об этом сказать вслух. В этом году бунт консерваторов против новаторов повторился. На этот раз он обратился против тех, кого сами они в прошлом году призвали, видимо, надеясь создать марионеточное правление. Недаром на мой вопрос: «Если Анатолий Иванович после всего произошедшего решит уйти из театра, кто захочет занять пост директора?» — Алексей Ботвинов ответил: «Тот, кто найдет общий язык с Холденко». В общем, смешного мало. Позор на весь мир. Правда, есть и фарсовая деталь.

Ситуацию спас, кто бы вы думали? Сергей Проскурня, находившийся в эти дни в Киеве. Узнав, что происходит в Одессе, он зашел к министру культуры и туризма Михаилу Кулиняку и ввел его в курс событий в Одесском оперном театре. После чего министр позвонил Светлане Ивановне Холденко и, пригрозив ей международным скандалом, приказал снять запрет с допуска группы немецких постановщиков в театр. Так что удалось провести и прогон спектакля, и на компромиссных началах премьеру. Компромисс заключался в том, что спектакль прошел в редакции фон Гётца, но пела Татьяна Анисимова. Одного не учел министр, что Светлана Ивановна человек дотошный. Сказано было пускать немцев, пустила. Но Алексей Ботвинов не немец, и поэтому ему вход на премьеру оперы, которую он продюсировал, остался закрыт. Так что свои билеты он отдал нам с Машей Гудымой, а сам остался стоять перед входной дверью в театр, награждая своих друзей и знакомых журналистов красочными программками спектакля. Если это фарс, то печальный.
И почему-то не смешно, а противно мне стало от зрелища, когда под аплодисменты публики всей постановочной группе, вышедшей на сцену, Светлана Ивановна Холденко принялась целовать Кристиана фон Гётца.

Елена КОЛТУНОВА.